Впрочем в «Подмостках», ни «аристократов» ни персон облаченных высокой властью не было. «Подмостки» облюбовало для себя актерское отребье и ничтожества…. Все те, кто зарабатывал свои гроши, веселя публику на площадях и «заведениях» Веселых улиц….
– …Тут однако шумно…, и воняет, – недовольно пробурчал один из чужаков, – огромного роста детина, усаживаясь за один из столиков заведения. – Впрочем «пробурчал» он это столь громогласно, что был услышан не только за соседними столиками, но кажется даже и на втором этаже.
– Что поделать Торус…. – успокаивающе улыбнулся его спутник, чья макушка явно не доставала даже до подмышки этого самого Торуса. – Актеришки народ крикливый. Чтобы привлечь к себе внимание толпы, надо иметь луженую глотку.
– …Или вонять как лагерный нужник??? – продолжил громогласно «бурчать» Торус. – Даже в хижинах поганых горцев, я не чувствовал такой вони. …А посмотри вот на рожу этого!!! – Да намазанный на ней слой белил, толще, чем у пятидесятилетней шлюхи! – Сдается мне, этот на площади не представлениями зарабатывает, а задницей своей торгует. …И ты хочешь чтобы я обедал в подобном заведении??? – Да меня тошнит от одних только этих рож!
– Не стоит обращать на них внимание Торус. – Коротышка продолжал успокаивать Верзилу. – И не стоит так орать на весь кабак. Нам просто надо встретиться тут кое с кем…. Переждать ночку другую в Скоморошьем квартале, это пустяки для тех кто ходил в атаки на полчища врагов, в свите самого…. Так что не стоит нервничать. Сейчас я закажу вина и мы тут спокойно посидим часок-другой…. Эй. Хозяин…. – Внезапно гаркнул он, обернувшись в сторону стойки. – Ну-ка быстренько тащи нам сюда самого лучшего вина, что только есть в твоем клоповнике. Клянусь Мочилой, что если я в ближайшие пару минут не волью в свою глотку чего-нибудь достойного имперского легионера, я разнесу твою вонючую халабуду, вместе со всеми твоими погаными посетителями!
– Эй!!! Солдат!!! – Вдруг рявкнул голос за спиной Торуса. – Встать!!! Как ты смеешь сидеть в присутствии Командующего! – Голос был столь громогласен, и переполнен такой густой смесью из Права Приказывать, и Непоколебимой уверенности, что Торус вздрогнул, и даже слегка дернулся оторвать свой зад от лавки. И это его телодвижение не осталось незамеченным окружающей публикой, и встречено громовым хохотом.
Торус актером не был, и сыграть веселье, гнев или скорбь, он был не способен. Впрочем, – когда он резко развернулся и стал шарить глазами в поисках говорившего, – разыгрывать ярость ему не было никакой нужды. – Ярость просто сочилась из его глаз, как лава из жерла вулкана. – Какая тварь посмела…??? – Прорычал он.
– …Простите господин…. – испуганно и жалобно пропищал какой-то актеришка за соседним столиком. – Это был Вашч Лен…, очень маленький…, и плохой человек…, он побежал туда!!!
Актеришка был весьма убедителен, и так настойчиво тыкал пальцем куда-то в сторону, что Торус невольно проследил куда это он тыкает. И стоило ему отвести взгляд от актеришки, как тот издал весьма характерный звук, с которым обычно воздух покидает задницу…, разве что громче раз в сто…. Торус повернулся обратно, и опять увидел жалобные и несчастные глаза актеришки, изображающие саму невинность.
– …Я видел!!! Я видел кто это сделал!!! – Заорал актеришка вскакивая и тыкая пальцем в противоположный угол. – Это сделал Зад Нийпроход…. Подлый мерзавец. – Заорал он потрясая кулаками в сторону угла, и буквально захлебываясь от праведного гнева. – Как ты смеешь в присутствии господина, позволять говорить своей заднице? Тут позволено говорить только одной Заднице…. Скажите ему, Господин?!?!?
– Да-да… Тут позволено говорить только Великому Господину!!! – Веселясь, подхватила остальная публика.
Торус вскочил, и сделав небольшой шаг, дотянулся и схватил актеришку за грудки. …Однако тот не растерялся, и попытался полоснуть держащую его руку, не пойми откуда появившимся в его руке ножом. С кем-нибудь другим, этот фокус возможно бы и прошел. По всему было видать, что данный скоморох не новичок в кабацких драках и мнит себя большим знатоком подлых приемов и хитрых уловок. Но Торус-то был мастером совсем другого уровня. Прибегать к подлым уловкам, для него не было никакой необходимости. Он не только весил раза в два больше, но и двигался куда быстрее какого-то актеришки. Так что пока тот еще тянулся ножом к руке противника, Торус успел выпустить отворот рубахи, и коротко, без всякого замаха, ударить своего противника в подбородок. Кулак Торуса разгонялся на дистанции не больше трети локтя. Но силы удара хватило, чтобы актеришка упал навзничь. …А в голову Торуса уже летела табуретка…. Но сидящий за тем же столиком второй верзила, до того момента не сказавший ни слова, мгновенно вскочил на ноги, и буквально вынул эту табуретку из воздуха, так, словно бы она висела в нем неподвижно, а не неслась к своей цели. А потом, так же, почти без замаха второй вояка отправил табуретку обратно…. Короткий вскрик был подтверждением тому, что на сей раз, табуретка наконец-то попала в цель…. В ответ актеры устроили свое «представление», – некую смесь из комедии «Злыднева Теща разбушевалась», и Высокой драмы – «Покорение варварского Царства».
…Их было всего трое…, а посетителей в кабаке «Подмостки», наверное не меньше четырех-пяти десятков. И актеришки думали, что им вполне по силам надрать задницы чужакам, осмелившимся забрести в их края. Тем более, что только двое из этих троих, казались по-настоящему опасными людьми. Третий был так, – коротышка и задохлик. Но даже этот задохлик, сумел уложить наверное десятка полтора, а сам даже не заполучил ни единого синяка. А уж остальные двое…. Огромная сила помноженная на нечеловеческую скорость и фантастическую тренированность…. Ни летящие в них предметы, ни ножи, дубинки, кистени и кастеты в руках посетителей, не смогли даже прикоснуться к ним. А в ответ…. Они даже не стали доставать висящие на поясах кинжалы, а просто шли и били кулаками всех, кто не успевал убежать из той зоны, куда доставали их длинные руки или ноги. Причем, ни кому из их противников не досталось больше одного удара. Но не прошло и десятка минут, как поле боя осталось за этой троицей, а все их противники валялись на полу в живописных позах, в лучшем случае, – громко стоная, в худшем, – бездыханными.